Феодосий Кириченко
📷
Я расскажу вам историю, которая уже несколько лет не выходит из моей головы, заставляя возвращаться к ней снова и снова, искать людей, которые могут пролить на нее лишний свет, уточнять имена, даты, восстанавливать события. Увы, через шестьдесят лет мы бессильны узнать все доподлинно, но каждый новый факт и новый человек все-таки приближает нас к истине.
Три года назад знакомый журналист из военного издания в разговоре со мной обмолвился, что вот де имена Виктора Усова и Александра Сивачева, героев-пограничников, погибших вместе со своими заставами 22 июня 1941 года на западном рубеже, хорошо известны и в Беларуси, и в Союзе, границу которого они тогда защищали. И незаслуженно забыто имя командира еще одной заставы, сражавшейся не менее геройски, а по слухам, продержавшейся даже дольше других - Феодосия Кириченко.
В самом деле, эту фамилию я услышала тогда впервые.
- Хорошо, но почему же его обошли вниманием и почестями? - поинтересовалась я, лишь бы поддержать разговор. Тема войны в тот момент меня как-то не интересовала.
- А потому, - продолжил коллега, сьевший собаку на военной тематике, - что на тех заставах погибли не все, остались живые свидетели, которые и смогли рассказать, как оборонялись пограничники. А на заставе Кириченко все погибли... Да и еще что-то там у него с женой было, темная какая-то история... - посмотрел он на меня испытующе. - Кстати, может, ты как женщина и разберешься, там тонкий подход нужен...
- А она жива, жена Кириченко?
- Кто ж ее знает. Может, и жива...
На прощание военкор дал мне координаты женщины, хорошо известной в кругу ветеранов, потому что она разыскала после войны сотни участников первых боев на Гродненщине и даже издала две книги документальных материалов о тех днях, которые так и называются: "В июне 1941", - Ираиды Ефимовны Макеевой.
Сопоцкин
В этом до сих пор таинственном и закрытом для посторонних глаз поселке, где до войны находилась комендатура Августовского погранотряда, в старом тенистом сквере - братская могила, куда свезли останки всех найденных в окрестностях пограничников и красноармейцев, над нею стандартный памятник - воин со склоненным знаменем, а на постаменте лишь несколько фамилий, все остальные бойцы погребены неизвестными. Говорят, здесь в пятидесятые годы перезахоронили Кириченко.
В музее сопоцкинской школы я прочла одну из легенд о его подвиге. Собиралась она местными ребятами сразу после войны по воспоминаниям односельчан и по рассказам уцелевших пограничников. Итак, вот что установили школьники (замечу, что позже их версия с теми или иными изменениями кочевала по разным периодическим изданиям):
Кириченко родился в 1908 году в селе Орлянск Запорожской области. Работал на шахтах Донбасса. С 1930 служил на границе. В 1934 закончил пограничную школу. С 1939 - начальник погранзаставы N4, что у начала Августовского леса. Западная Белоруссия только-только воссоединилась с Восточной, и в лесах орудовали бандиты. За разгром банды Полубинского Кириченко получил именное оружие от наркома внутренних дел СССР. С апреля 1940 года у границы строится укрепрайон. Строительные работы консультирует и контролирует генерал Карбышев. Несколько раз он посещает заставу Кириченко и даже останавливается там на ночь. За участие в строительстве инженерных сооружений Кириченко награждают именными часами.
1941 год. Немецкие солдаты на той стороне заигрывают с нашими нарядами, предлагая свои сигареты. Видно, как гитлеровцы подвозят снаряды к своим дотам, расчехляют орудия. Нарушают границу самолеты, пролетая так низко, что могут вести фотосъемку. Открывать по ним огонь запрещено - чтобы не втянуть себя в провокацию. К нам внутрь забрасываются агентура и диверсионные группы. На сопредельной территории появились крупные механизированные подразделения... Чтобы не насторожить немцев, эвакуировать семьи пограничников не разрешено.
22 июня. В 1.40 минут завязалась перестрелка со взводом разведки немцев. Убиты лейтенант Чернышевский и пять бойцов. Кириченко посылает в комендатуру красноармейца Полтавского с донесением, тот седлает коня и гонит в Сопоцкин. Боец-пулеметчик Громов очередями отбивает напирающих немцев. Фашисты начинают артиллерийский обстрел. Слева от заставы появляются легкие танки, на их башнях - черные кресты. "Умрем, но с заставы не уйдем!" - отдает приказ Кириченко. Возвращается Полтавский и сообщает, что Сопоцкин горит.
Начинается пятая атака на заставу, в живых осталось лишь девять бойцов. Заглох пулемет Громова, пуля попала пограничнику в грудь. К концу атаки только три бойца в зеленых фуражках обороняли заставу. В бой вступают фашистские минометы. На заставе горят конюшня, деревянные постройки. Кириченко посылает двоих бойцов с пулеметом на чердак, а сам забрасывает фашистов гранатами. Десятки фашистских трупов остаются на поле боя. Вдруг за командиром взрывается мина, и осколок пробивает сукно его фуражки... Умолкает последний пулемет.
В первом часу дня фашисты овладевают заставой. Потом они собирают жителей деревни Доргунь.
Думайте, что хотите, но этот лаконичный текст, составленный школьниками, кажется мне убедительнее иных художественных версий. Вот только фамилий бойцов маловато, а было их на заставе около сорока человек.
Еще я рассчитывала найти в школьном музее фотографию жены Кириченко либо упоминание о ней. Нет, как будто ее и не было! Ничего не слышали о судьбе жены начальника заставы ни учитель истории, опекающий музеи, ни секретарь сельсовета, с которой мы ездили в Доргунь.
Память
Вернувшись, я поняла, что найти жену пограничника, которая, возможно, жива, но о которой я не знаю ничего - даже имени, мне вряд ли удастся. Да и сколько ей сейчас может быть лет? Восемьдесят? Если и жива, то сможет ли она что-нибудь вспомнить и рассказать?! А если погибла еще во время войны?.. Вот если бы у них были дети! Это давало бы хоть какой-то шанс!
Я делаю запрос в Центральный архив федеральной погранслужбы, находящийся в подмосковном Пушкине, - и о чудо! - примерно через полгода мне сообщают, что у старшего лейтенанта Кириченко Феодосия Петровича имелись жена Константина и дочь Людмила! Девочка родилась 6 мая 1941 года и зарегистрирована в Сопоцкинском районе. Ура! Теперь мне есть кого искать.
Нашла!
Так где же теперь искать мне следы жены и дочери Кириченко? 8 адресном столе Гродненской области ответили, что женщины с такими данными в их картотеке не значатся. Тупик. Так, родом жена Кириченко из Заславля. Возможно, оттуда потянется ниточка... Все-таки имя у нее такое редкое - Константина. 23 января нынешнего года мне несказанно повезло. В областном архиве Минска нашли сразу двух женщин, паспортные данные которых совпадали со сведениями, сообщенными пограничным архивом о жене Кириченко. Совпадало все, кроме возраста. Разница - в пару лет. Не беда! Знаю, что стремление стать на год-два моложе было очень распространено среди молодых незамужних женщин, получавших паспорта после оккупации.
Итак, одна из возможных жен Кириченко умерла шесть лет назад. Ее дочь - четыре года назад. Неужели Людмила?! Я связалась с внучкой - нет, это совсем другая семья, с другой историей. След оказался ложным.
Оставалась еще одна Константина. Два года назад из деревни под Заславлем она перебралосо к детям в Минск. Ну вот, надо набраться духу и как-то выяснить, имеет ли отношение к этой семье пограничник Кириченко.
В апреле произошла моя первая встреча с супругами Зенченко - Константиной Станиславовной и Афанасием Васильевичем. Еще из телефонного разговора накануне я поняла, что Константина Станиславовна, которой уже за восемьдесят, чувствует себя неважно, год назад она перенесла тяжелую операцию на тазобедренном суставе, плохо передвигается, плюс ко всему болезнь Паркинсона, влекущая провалы памяти. Поэтому говорили мы в основном с ее мужем. И по телефону, и когда уже втроем сидели на скамеечке возле их дома в Минске.
Сами понимаете, что моральный барьер не позволял мне в лоб спросить ни ее, ни его о Кириченко - а вдруг Афанасий Васильевич и слыхом не слыхивал о первом муже своей избранницы? Да и она ли это вообще? Может быть, просто тезка. Наконец я решилась и шепнула на ухо старику, который расположил меня к себе прямотой, простотой и славным военным прошлым (ее я напрасно волновать не хотела):
- Имеет к вам отношение пограничник Кириченко?..
Вы не представляете, с каким волнением ждала я ответа. Если это ошибка, другая семья - значит, мои поиски опять зашли в тупик. Если это и в самом деле жена Кириченко, то по каким-то причинам они вполне могут не признаваться в этом, как не обнаруживали себя до сих пор. И что еще печальнее - даже если это она, а он ничего знать не знает, как мне поступать дальше?..
- Имеет, - посмотрел на меня удивленно и настороженно бывший фронтовик-артиллерист.
Гора упала с моих плеч! Вот я ее и нашла. Если бы еще была жива Людмила! Я спросила Нет, девочка умерла в войну, когда ей и года не было. Нечем было лечить, задыхалась. Может быть, дифтерит? Похоронили малышку в Сопоцкине.
Дальше мы разговаривали уже с Константиной Станиславовной. Когда ей было трудно, на выручку приходил муж.
- Вы видели Кириченко погибшим?
- Нет.
- А как узнали, что он погиб?
- Если бы не погиб, нашел бы нас. Он так любил дочку!..
22 июня
Они познакомились в тот год, когда Константину направили после педучилища в маленькую их сельскую школу в Копыльском районе и сразу поставили завучем. Школа была польскоязычной. И училище она заканчивала тоже польскоязычное. Неподалеку от поселка стояли пограничники, здесь до 1939 года проходила граница, разделявшая Восточную и Западную Белоруссию.
Иду по деревне, вспоминает Константина Станиславовна, а навстречу - красивый военный в форме, улыбается и говорит:
- Разрешите познакомиться!
Ну ладно, поболтали чуть-чуть о том, о сем, и он, недолго думая, признался:
- Мне посоветовали жениться на вас...
- Как это? Почему?
- Да вот, говорят, скромная девушка, ни с кем не гуляет...
Хорошенькое дело! Константине только двадцать стукнет, а ему уж, почитай, все тридцать... Правда, женат, говорит, еще не был. Но понравился ей Федор (так представился пограничник) сильно. Веселый, все шутит, смеется. Легко с ним.
Так Федор Кириченко стал наезжать в гости к молоденькой учительнице.
Потом они поженились, посмотреть невестку приезжали его родители с Украины.
Когда Костя (так называл жену Федор) переехала к нему на заставу под Гродно и родила дочку, на которую тот налюбоваться не мог, Кириченко велел жене забыть про работу и заниматься только ребенком. Жизнь на заставе была, как у Христа за пазухой. Новый дом, комната, кухня. Везде чистота, порядок. Даже еду не надо было готовить, солдаты все приносили со своей кухни.
- Ах, какие молоденькие были! И все погибли... - сокрушается, сидя рядом со мной, Константина Станиславовна.
...Накануне нападения немцев ей приснился зловещий сон - будто мужа убили, а маленькая Люда плачет-заливается. Встрепенулась - нет, девочка мирно спит, слава Богу. Рассказала дурной сон мужу. "Ну вот еще!" - отшутился он. - "Придумала. Никто меня не убьет!"
А спустя несколько часов деревянное здание заставы содрогнулось от взрыва. Потянуло гарью, стало трудно дышать. Она схватила малышку, прижала к груди. Вбежал Федя, лицо его было непривычно суровым.
- Бегом в деревню! - скомандовал он жене. - Дочку береги!
У порога поцеловал девочку и жену, а на улице что есть силы прокричал: "В ружье!.."
Этот душераздирающий крик до сих пор стоит в ушах Константины Станиславовны, когда она вспоминает тот страшный день.
Она убегала от пуль и беспрерывного треска пулеметов, ноги сами несли ее знакомой дорогой в Доргунь. Вот и первая от леса длинная хата, бывший панский дом, в нем жило сразу шесть деревенских семей. Иногда она ходила сюда за молоком. Сама полька, легко находила общий язык с местными кобетами.
Хозяйка, всплеснув руками, впустила в дом едва живую жену Кириченко с дитем. И тут же скороговоркой протараторила:
- А я вечером смотрю - курица вскочила на повозку и запела! Это ж плохой знак! Ну, думаю, что-то будет!.. И вот на тебе - стреляют! Война!..
Перезахоронение
Во второй мой приезд в Доргунь, рядом с которой стояла застава Кириченко, я наконец увидела ее развалины - бетонный, поросший зеленым мхом фундамент, погреб, сложенный из валунов, по соседству с ним еще долго мозолил людям глаза подбитый пограничниками танк. Чуть в стороне - памятник погибшей заставе. А в низинке по дороге с заставы на Доргунь - то самое место, где первоначально погребли Кириченко. Якобы его наспех закопали вместе с конем. Возможно, тяжело раненный, он еще мчался в сторону деревни, чтобы как-то позаботиться о жене и маленькой дочке. Кто-то из местных жителей рассказывал, как, лежа рядом с убитым взрывом конем, обессиленный и истекающий кровью начальник заставы просил пристрелить и его.
Тадеуш Криштопович, житель Доргуни, которому в пятидесятые годы, когда перезахоронили прах Кириченко, было лет шестнадцать, вспоминает:
- В Сопоцкине делали братскую могилу и свозили туда останки бойцов из Калет, Вульки, Доргуни. Я помогал разбирать кости из ямы, где в 1941 году был захоронен Кириченко. Мне велели белые человеческие класть в одну сторону, а желтые - коня - в другую... И во рву, что слева от заставы, тоже откапывали останки. Гробов сорок тогда привезли!..
А лет, может, с десять назад приезжали сюда две сестры Кириченко. Как они плакали!..
Янина Зарецкая, стиравшая до войны белье пограничникам и до сих пор живущая в домике над речушкой Доргунькой, запомнила начальника заставы и его жену такими:
- Вельми файная была пара!.. Жонка его у меня молоко брала для деток в литровую банку. А что, жива еще?
- Живет в Минске. Кланяется вам.
Янина Францевна смотрит с пригорка вниз и вздыхает:
- Это ж тогда вся река была в крови...
В оккупации
Пора заканчивать мое бесконечное повествование. Я сделала все, что смогла - нашла жену Кириченко, которой, считалось, уже нет. И когда мы свиделись с ней во второй раз уже в присутствии замполита Гродненского погранотряда полковника Виктора Крупского, Константина Станиславовна передала нам старые фотографии - скорее всего, они сохранились у ее матери в Заславле, ведь вряд ли она могла их "захватить, убегая с заставы, а уж тем более держать при себе в оккупации. На одном снимке - Феодосии Кириченко накануне войны, на другом - она сама (справа) и ее подруга, тоже жена пограничника Полина. По словам Константины Станиславовны, Полину расстреляли фашисты.
Как уцелела она, жена офицера-пограничника, которую многие в деревне знали в лицо? Возможно, что-то объяснит бумага, полученная Валентином Афанасьевичем Зенченко полтора года назад в ответ на его запрос в КГБ и доверительно предоставленная нам. В ней сообщается, что Константина Яновская (свою девичью фамилию она, выходя дважды замуж, не меняла) с августа 1941 по июль 1944 работала в немецком имении на сельском хозяйстве и как прислуга в деревне Острово Белостокской области.
Она знала польский и немецкий языки, до войны закончила Минское государственное педучилище имени Крупской. Местное население ее, польку из-под Заопавля, считало своей по крови и не выдало.
Новая семья
Этот факт своей биографии Константина Яновская, работая все годы после войны учительницей, конечно, не афишировала. Она боялась, что это может плохо отразиться на ней, на ее новой семье, на детях. И на гродненскую землю, где сломалась и исковеркалась ее, так красиво начинавшаяся молодая жизнь, поэтому больше никогда не приезжала. Она вернулась к матери, в родной дом, сорок лет учила детей в сельской школе. Здесь они встретились с Афанасием Зенченко, тоже учителем, потом директором школы, бывшим фронтовиком, награжденным орденом Красной Звезды, и создали свою семью - очень хорошую и крепкую.
Смею так утверждать, потому что познакомилась с их сыновьями, убедилась, как те любят и лелеют родителей. Младший Валентин - кандидат философских наук, доцент Минского педагогического университета, забрал стариков из деревни к себе, старший Владимир - контр-адмирал, в недавнем прошлом заместитель командующего морскими силами погранвойск России, еженедельно звонит из Москвы и балует отца с матерью подарками. Вот ведь надо же было так случиться, что у нее, бывшей жены пограничника, сын, а потом и внук тоже стали пограничниками!
Не зря, выходит, многие годы хранили в этой семье фотографии Кириченко, большую газетную статью о нем и воспоминания. Тронуло меня и отношение к памяти об этом чужом для него человеке, даже в некотором роде сопернике, Афанасия Васильевича Зенченко. Отношение простое, порядочное и честное, как и может быть у солдата, оставшегося в живых, к солдату, не вернувшемуся с войны.
Остается только сказать, что тот пунктик в биографии Константины Яновской, связанный с ее работой в немецком имении в годы оккупации и всегда известный органам государственной безопасности, и был, я думаю, причиной нивелирования подвига начальника четвертой заставы Феодосия Кириченко и его бойцов.
А недавно мне стало известно, что в Гродненском погранотряде сегодняшние пограничники вынашивают идею и настроены очень решительно присвоить одной из застав имя Кириченко. Почему бы и нет? Хорошее имя, достойное воинской чести.
Татьяна НИКИТИНА.
Источник: "Народная Газета" 2 августа .2002